– Чтоб он сдал ЕГЭ хоть на 70 %.

– Мама, – говорю. – Вы, видать, в чудеса верите?

– Но у нас же еще месяц.

– И что вы сказали? – спрашивает доктор.

– Орала, – отвечаю.

– Хотите сигаретку? – соболезнует доктор.

– Вы ж сами говорили, что курить вредно.

– Вредно, – отвечает доктор. – Да я и не курю. Так уж. От пропорций…

За дверьми слышится плач.

Да, мама, на которую я орала, тоже плакала…

Мы со стоматологом злые люди.

* * *

Воскресная проповедь в Кафедрале.

Священник долго и вдумчиво говорит о необходимости искоренения греха. Прихожане долго и вдумчиво слушают о необходимости искоренения. В витражах плещется солнце, в боковом нефе пронзительно и традиционно вопит у мамы на руках кто-то безгрешный. В остальном – под сводами тихо и грустно.

Необходимость искоренения греха концентрируется в воздухе, превращаясь в императив.

Падре делает паузу, оглядывая собрание.

Вздыхает.

– Вообще, – говорит падре, – это все хорошо, но Страшный Суд можно сравнить с сельскохозяйственной выставкой. Вообразите, что вы привезли на выставку три телеги лебеды и гордо говорите: «Смотрите, это все я повыдергал, искоренил!». Репку! Покажите одну маленькую репку или морковку, которую вы на этом месте ВЫРАСТИЛИ!

Третий день хожу вдоль телеги с лебедой, думаю…

* * *

Как известно, страшнее русских на войне могут быть только русские на отдыхе.

Слава Богу, в своей греческой деревне я избавлена от наблюдения за процессом. В аэропорту Македония виден только результат.

Битва с печенью проиграна печенью вчистую.

Мешки под глазами – цвета грозового неба над грозовым морем.

На лице застыло неповторимое выражение: «Мама, где я?!»

Мужчина в майке, шортах и шлепанцах, надетых на носочки небесно-голубого цвета, волочится на посадку.

При мужчине – жена и сын.

Супругам слегка за тридцать.

Мальчику лет шесть.

Мать и жена непрерывно говорит.

Семья стоит прямо за мной, наушники от плеера зачем-то летят в чемодане, и я принудительно слушаю про то, что этот сукин сын испортил супруге весь отдых потому, что жрал водку с такими же козлами, как он сам, и смотрел на голых баб на пляже. В особенности – на Петькину жену, которая, сука, совсем потеряла стыд.

Выговаривает все это мать семейства таким тоном, за который я давала бы 15 суток ареста.

Ну, как бы вам объяснить…

Даже со злой собакой не надо разговаривать таким тоном, тем более со «Стасиком», который стоит, качаясь, как тонкая рябина, и смотрит тоскливо.

Разговаривает девушка, к сожалению, матом.

Ребенок трется тут же, равнодушно воя на одной ноте: «Мам, я хочу спрайт!!!»

Очередь ползет. Ребенок ноет. Мама пилит. Стасик страдает.

«Спраааайт!!! Спрааайт!!!» – ноет ребенок.

Внезапно детское терпение лопается, он размахивается и кулаком бьет маму по заднице: «Мама, @#$%^, спрайт дай!!!!»

Повисает молчание.

Дальше вы, наверное, уже угадали…

– Кто тебя таким словам научил, щенок?!

Как говорится, занавес.

В автобусе, который везет по летному полю народ к самолету, – вторая серия.

Я стою у окна. Рядом бабушка с внуком. Опять лет шести. Внук КАПРИЗНИЧАЕТ. Он не будет того, не хочет этого, и «бабка-дура, отстань».

Бабушка, сюсюкая:

– Ты мое золотце! Сейчас тетя встанет и пустит тебя к окошку.

Я стою. Мальчик капризничает. Бабушка – угрожающе: «Тетя сейчас станет!!!»

Я безмятежно смотрю в окно.

– Почему она не уходит!? – шипит мальчик.

– Женщина, вы что, не слышите, ребенок хочет к окну!!!

– Мало ли, чего он хочет, – говорю я.

– Вы… Вы… Вы…

– Ненавижу детей, – любезно подсказываю я.

Третья серия – в самолете.

Веселая мама и веселое дитя лет четырех.

Два с половиной часа полета она ему читает, он смотрит мультик на ДВД, и она с ним играет.

Вы ждете подвоха?

Не будет.

Это была мажорная нота.

* * *

Всю жизнь думаю о людях хуже, чем они есть…

Магазинчик около дома. Ну, у вас такой тоже есть около дома. Пиво-сигареты, йогурты в молочном отделе, продавщица со сложной прической…

Визг в магазинчике стоит нестерпимый. На руках у женщины вопит ребенок лет четырех. Вопит так, что аж дугой выгибается. Кажется, ему отказали в чипсах. Остаться в стороне невозможно, и весь магазин принимает участие – в самом широком диапазоне. От «успокойся, деточка, вот тебе конфетка!» до «мамаша, дайте ему под зад, у вас растет мерзавец».

Единственное существо, которому весь этот концерт до лампочки, – кошка. Кошка велика и меланхолична и относится к популярной породе «сирота магазинная» – килограммов так на 10–12, классического подзаборного окраса. Кошка спит на прилавке, повернувшись к публике равнодушной спиной.

Дитя набирает воздуху для следующего «залпа», и я пользуюсь паузой:

– Слышь, друг! – говорю я. – Прекрати орать, ты собаку разбудишь.

Настает тишина. Пацан перестает дышать, думает пару секунд и говорит тихо, но уверенно:

– Это кошка.

Я, с изумлением:

– Да ты что, с ума сошел?! Какая ж это кошка? Совсем уже тю-тю? Кошку от собаки отличить не можешь?

– Это кошка, – говорит дитя уже не так уверенно, озираясь по сторонам в поисках поддержки.

И тут, совершенно внезапно, вступает продавщица:

– Мальчик, какая ж это кошка?

Следом – тетка с тремя пакетами:

– Это собачка, конечно, а ты что подумал?

Кошка лениво потягивается и увесисто соскакивает с прилавка.

– Мама, пойдем домой, – тихо-тихо говорит мальчик.

Я покупаю свои йогурты, думая о том, что реальность не так уж, в сущности, дорога людям…

* * *

Маменька под давлением соседок рассказала мне, как в мое отсутствие она с помощью Одного Мобильного Оператора (далее – ОМО) отметила день военно-морского флота.

Надеюсь, вы заинтригованы.

И действительно – где военно-морской флот и где чисто гражданская старушка, нейтральная как все 26 кантонов Швейцарии вместе взятых?!